Слова президента Путина о том, что по-настоящему, всерьез Россия воевать на Украине так еще и не начинала, являются загадкой для многих аналитиков и политиков. Окончательный, полный ответ на вопрос, что это значит, может дать только сам Владимир Путин. Очевидно, он будет держать паузу, потому что стратегическая неопределенность противника о его планах является одним из важных ресурсов. Именно поэтому президент Путин много раз говорил о том, что Россия не позволит Киеву и Западу перейти красные линии, а где эти красные линии – мы никому не скажем. Пусть гадают, но они есть.
Эта стратегическая неопределенность связана и с особым политическим стилем Владимира Путина, который, как неоднократно замечено, привык реализовывать многие политические проекты в формате спецоперации. Собственно, поэтому никто до сих пор не знает: а какие же цели, с точки зрения территориальной и политической конкретики, ставит перед собой Кремль? Все гадают, насколько далеко Кремль планирует вхождение российской армии. Все гадают: а смена режима в Украине предполагается, если речь идет о денацификации? Предположительные объяснения экспертов не могут внести ясность в эту стратегическую неопределенность, которой сознательно придерживается Путин.
С другой стороны, слова о том, что на Украине мы еще ничего не начинали, тесно связаны с предыдущей фразой Путина – о том, что Запад планирует победить Россию на поле боя. Ну, пусть попробуют, указал президент, мы им покажем, как мы умеем воевать, отвечает им Путин, отмечая, что мы пока ничего не начинали всерьез. А как может быть всерьез? Это и есть потенциальный ресурс российского военного проекта на Украине.
Во-первых, Россия может, наконец, нанести удары по центрам принятий решений. Речь идет о Генштабе Вооруженных сил Украины, СБУ, Министерстве внутренних дел, офисе президента Украины, офисе кабинета министров и других структурно важных органах госвласти. Именно по этим центрам принятия решений патриотическая часть российского общества уже несколько месяцев призывает Кремль ударить, но Кремль не делает этого.
Во-вторых, удары по критически важной инфраструктуре. Чтобы остановить поток западного оружия железнодорожными путями, Россия предпочитает наносить удар по электроподстанциям, несмотря на то, что они ремонтопригодны, но не наносит серьезных ударов по мостам и тоннелям. Да и вообще не трогаются ключевые коммуникации – например, переправы через Днепр. Критически важные структуры коммуникаций практически не задеты, кроме, пожалуй, нефтеперерабатывающих заводов – это позволяет вызвать топливный голод ВСУ.
Внутри России не происходит мобилизации населения, у России воюет армия мирного времени, то есть только профессиональные подразделения. Это резко контрастирует с происходящим на Украине, где мужчин уже просто вылавливают на улицах.
Экономика тоже не перестроена на военные рельсы, в СМИ практически отсутствует военная цензура. О тотальной военной пропаганде говорить не приходится, чего не скажешь об Украине.
Резюмируя, можно сказать, что Украина ведет с Россией войну, а Россия пока проводит СВО. И уж, конечно, речь не идет о задействовании всего арсенала российского оружия, в том числе тактического ядерного. Об этом говорят только эксперты, но никто никогда из госдеятелей не допускает применения ТЯО на Украине. Кроме того, украинские спецслужбы ведут, по сути, террористическую войну против РФ, Россия пока на это никак не отвечает.
Однако все неиспользуемые ресурсы когда-то могут быть задействованы, это будет означать, что Россия перешла от СВО к войне.
Практика показывает: очень маленькая, тоталитарно консолидированная страна способна победить большое расслабленное государство. Поэтому, с моей точки зрения, перед Россией стоит задача – сохранив мирный характер внутри страны, создать тоталитарный консолидированный интерфейс для взаимодействия с Украиной. Именно так мы можем нанести поражение уже тоталитарной Украине.